На командном посту

Командир полка Михаил Манакин едет верхом по тропинке, протоптанной в высоком бурьяне. Осиротевшая прифронтовая степь угрюма и безлюдна. Ветер качает заросли чертополоха. Бурый, колючий, никчемный - злое порождение войны, он всходит там, где трактор тащит за собой орудие, а не животворящий плуг. Люди покинули степь. Земля покрыта черными ранами от разрывов авиабомб, мин и снарядов. Рыжая глина, веками дремавшая под толстым слоем чернозема, вывернута наружу бесплодными своими пластами. Над зарослями бурьяна торчат шесты, поддерживающие провод полковой связи, они тянутся к передовой линии, — туда едет Манакин. В степном овраге его ожидают командиры батальонов.

Манакин думает о предстоящем совещании. Когда он читал приказ о введении полного единоначалия, ему казалось. Что он читает свои собственные мысли, —только изложены они были короче, ясней и ярче, и вспомнилась почему-то вся жизнь его в армии, потянулись перед ним одна за другой картины пережитого и невозможно было остановить поток воспоминаний. Они продолжали преследовать его и сейчас, когда он ехал верхом по чертополоху, сгибаясь под нависшим низко проводом, приподнимая его рукой, чтобы не сорвало пилотку.

ИI хотя крутом лежала ровная бурая степь без единого деревца, Манакин вдруг увидел высокие ели, отягощенные снегом, и серые финские валуны, и узенькую дорогу, проложенную в непролазной лесной чаще и роту, шагающую в сыпучем снегу под выстрелами финских автоматчиков...

Это было два года назад. Командир роты выбыл из строя. Политрук Манакин принял командование над ротой. Полком командовал Вещезерский. Это имя облетело тогда всю страну, Полк Вещезерского неотступно наседал на отступавших финнов, бил их нещадно, прокладывая путь наступающей Краевой Армии. И было удивительно, что этим полком командует не какой-нибудь бравый, лихой, молодой командир, а человек уже пожилой, с очень худым лицом, чуть сутулый, с наружностью не то учителя, не то бухгалтера. Всегда спокойный, невозмутимый, он появлялся в самых опасных местах, бойцы, завидев знакомую фигуру в полушубке и каске, веселели, бодрее шагали по сугробам навстречу врагу.

Нужно было выбить финнов с высоты. Их было вдвое больше — 180 человек. Они крепко сидели на высоте, сдерживая своим огнем наши наступающие части. Манакин сообразил, что в лоб их взять невозможно. Он внимательно изучил местность, установил, где самое слабое место в обороне врага — оно было с тыла, оттуда финны не ожидали нападения. Значит, нужно бить с тыла. Политрук Манакин повел роту скрытно в обход и неожиданно обрушился на врага. Финны побежали, но многие остались лежать навсегда на высоте. И, поднявшись на эту высоту, политрук Манакин стал Героем Советского Союза.

Теперь Вещезерский бьет финнов и немцев по-прежнему неотступно, спокойно, с постоянным успехом. Между ним и Манакиным — тысяча километров, но и на этом расстоянии Манакин видит знакомую фигуру в полушубке и каске, из-под которой глядят на него ободряющие глаза, излучающие спокойствие и уверенность.

Уверенность в себе — вот то качество, без которого нет победы. Приняв решение, будь непоколебим, проводи его, не считаясь ни с чем, ни на кого не оглядываясь, сознавая всю полноту ответственности за каждый свои шаг, не » боясь этой ответственности.

— Да, да… — самое главное. —говорит Манакин, покачиваясь в седле. —

Об этом нужно сказать сегодня командирам...

«Подлинный характер действует по своей собственной инициативе и не допускает другого в свою душу... не допускает, чтобы другой думал и решал за него. А если он действовал самостоятельно, то он будет готов принять на себя вину за свое деяние и нести за него ответственность...». Так говорит Гегель. Это запомнилось Манакину. Вероятно, где-нибудь сохранилась еще выписка, сделанная в библиотеке академии имени Ленина.

Полтора года, проведенные в академии, прошли в напряженной учебе, в раздумье, в проверке себя. Академия помогла осмыслить боевой опыт, выработала умение обобщать факты и явления действительности. Манакин как бы поднялся на гору, с которой ему стала видна даль, — а когда человек стоит на такой своей горе твердо, его не собьет никакая случайность: он видит, куда нужно итти и как туда притти кратчайшим путем.

В июле в верховьях Дона шел жаркий бой. Комиссар полка Манакин вел бойцов на прорыв немецкой обороны. Наши войска с хода прорвали немецкую оборону на 5—6 километров в глубину. Немцы предприняли контратаку. Они собрали местное население, и погнали впереди себя женщин и детей, прикрывая ими свои боевые порядки. Но это не помогло им. Полковник Симонов и комиссар Манакин хорошо воспитали своих бойцов, они не дрогнули, и немцы откатились назад с большими потерями. Бойцы штыками навалили огромные кучи трупов. Но на другой день полк постигло несчастье: на глазах Манакина был убит командир полка. Во главе полка стал комиссар Манакин.

Обстановка к этому времени сложилась исключительно трудная. Свирепствовала вражеская авиация, сбрасывая сотни бомб. Немцы снова перешли в контратаку, угрожая тылам. Связь с соседями была нарушена.

В эту трудную минуту легко было растеряться. Решение нужно было принять «медленно, из многих вариантов нужно было выбрать тот единственный, который обеспечивал успех. Новый командир полка понимал, что прежде чем принимать то или другое решение, нужно точно выяснить обстановку, ни в коем случае не действовать вслепую, не доверяться первым, недостаточно проверенным сведениям о противнике. Он организовал тщательную разведку. Он узнал намерения врага, его силы и, убедившись, что движение в лоб гибельно, приказал быстро закрепиться на достигнутом рубеже. Как потом выяснилось, это решение спасло полк. Он выдержал все атаки врага и удержал свои позиции, не сделав ни шагу назад. И люди поверили в нового командира.

Через некоторое время полк получил задание: захватить участок немецкой обороны, клином вдававшийся в наше расположение. Это был сильно укрепленный узел обороны с целой системой дзотов. Эти дзоты должна была разрушить наша артиллерия перед атакой. Для атаки Манакин выделил стрелковый батальон. Все было продумано, предусмотрено — все обещало успех, но когда пехота пошла в атаку, немцы встретили ее губительным огнем, и бойцы, уже приблизившись на полтораста метров к дзотам, вынуждены были залечь. Манакин видел, как героически шли в атаку бойцы, как многие падали, но ни один не попятился. И вот теперь они лежали почти совсем рядом, собирая силы для последнего броска.

Немцы, успевшие опомниться от артиллерийского налета, засыпали батальон минами, снарядами, пулями. И Манакин понял, что если батальон попытается сделать последний бросок на дзоты, он будет наполовину перебит, а оставшиеся не смогут ворваться в дзоты и одолеть врага. Атака явно не удалась. Манакин признал это, хотя было тяжело признавать свою неудачу: для этого нужно было обладать мужеством смотреть правде, в глаза. Трус-командир повел бы бойцов на верную смерть лишь для того, чтобы оправдать себя. Но Манакин не думал о самооправдании. В этот момент он думал о о людях: их нужно вывести из-под огня, спасти, чтобы, перестроив силы, повести их наверняка к победе. II он принял решение отвести батальон.

В штабе полка кое-кто решительно возражал: им казалось, что отвести сейчас батальон — значит проявить трусость, покрыть полк позором. Но командир полка Манакин отдал приказание, отойти. Он не боялся взять на себя ответственность за это решение, потому что он трезво оценил обстановку и взвесил все. Он отводил батальон, уже имея новый, более надежный план атаки. И он принялся за работу.

Манакнн создал четыре штурмовых группы. Наметил для каждой из них точную цель — определенный дзот. Он изучил слабые места противника и указал их бойцам. Перед тем как итти в атаку Манакин ознакомил командиров на местности с обстановкой.

На другой день укрепленный район немецкой обороны был взят почти без потерь, коротким стремительным ударом. Были захвачены шесть дзотов, много пулеметов, два противотанковых орудия. Победу принесла правильная организация боя. Немцы потеряли много солдат и офицеров. Трупы их и до сих пор валяются, как доказательство, что немцев всегда можно бить, если воюешь умело.

Манакин приказал не хоронить их: пусть каждый боец видит дела рук своих и гордится своей силой; пусть каждый вновь пришедший в полк убедится, что немцев можно бить. Приятно видеть поверженного врага. Пусть валяются!

...Вот и овраг, заросший молодыми дубками. Они в сухой, ржавого цвета листве, жесткой и шумной, как детская погремушка. На земле сидят командиры батальонов и их заместители по политической части. Манакин знает каждого. Здесь есть люди опытные, обстрелянные, уже побывавшие в госпиталях; они спокойны и рассудительны. Есть и молодые, впервые ставшие комбатами. Манакин знает, что командир третьего батальона нервничает: немцы держат его участок под непрестанным огнем, не дают строить блиндажи. Командир третьего батальона молод, горяч, плохо владеет собой, но из него получится хороший командир, если его научить, если вселить в него уверенность в своих силах.

Вот с, этого, главного, и начинает совещание Манакин. Он рассказывает командирам о том, как нелегко было ему принимать решение об отводе батальона, почти уже достигшего цели, что единоначалие невозможно без сознания ответственности за принятое решение.

— Нужно преодолеть в себе боязнь личной ответственности за последствия. Это нелегкое дело, товарищи. Даже Наполеон говорил, что он — самый первый трус, когда принимает решение. Но не не победив в себе этого труса, нельзя победить врага.

Комбат Заугольников: Во время боя часто появляются толкачи из штаба полка, нервируют, дергают. Это мешает командиру вести бой так, как он считает нужным.

Манакин: Это бывает. Начальник штаба теребит вас: как дела? Продвинулись? Насколько? Почему медленно? Комбат то и дело должен бежать к телефону, превращается в телефониста. Я приказал начальнику штаба не теребить, вас. Командир должен вести бой с сознанием правильности своего решения, чувствуя всю полноту своей власти.

Командир третьего батальона возбужденно и в нелестной форме говорит о предшественниках на его участке, которые оставили ему в наследство скверную систему обороны. Он требует, чтобы ему прислали специалистов -саперов, знающих, как строить блиндажи.

— Обижаться на предшественников бесполезно, а нужно лучше работать самим. Создать хорошую систему и с гордостью потом сказать: а я сделал лучше... Саперов я вам не пришлю. Учитесь сами строить, вы - командир, вы должны все уметь делать. Иначе чем вы завоюете свой авторитет у бойцов?

У командиров много вопросов, много трудностей, но в преодолении этих трудностей - лучшая школа, которую нужно пройти, чтобы научиться побеждать. Манакин прошел эту школу от политрука до командира полы. Он еще молод — моложе некоторых своих подчиненных, но в нем уже сложился тот подлинный характер, которым должен обладать всякий настоящий командир.

Этот характер выковывался в боях за родину, отшлифовывался в аудиториях академий и теперь, на полях отечественной войны, дает первые плоды своей вдумчивой, напряженной внутренней работы. Манакин один из многих наших политработников, созревших для самостоятельного руководства полками.

Вечеров в блиндаже при свете керосиновой лампочки он вычерчивает схему обороны. Укрепленные опорные пункты он располагает так, чтобы при помощи фланкирующего огня закрыть для врага подступы к дзотам с любого направления. Рука уверенно чертит линии на бумаге, и в глазах, освещенных мыслью, такой же скромный блеск, как и в гранях звездочки, сделанной из благородного, никогда нержавеющего металла.

Статья была опубликована в газете «Красная Звезда» 3 ноября 1942 года.