После боя

Только сейчас, когда проходишь по дымящимся, засыпанным обломками улицам Тарнополя, начинаешь понимать, каких нечеловеческих усилий потребовали от наступающих последние уличные бои. Центр города, являвшийся цитаделью немецкой обороны, сильно пострадал. Он превращен в развалины. На каждом шагу капитальные здания со стонами двухметровой толщины, похожими теперь на решето. Стены пробиты во всех направлениях, сорваны крыши, уничтожены потолочные перекрытия.
Улицы Тарнополя завалены вражескими трупами. Немцы то валяются прямо посреди улиц, то лежат у стен города, сраженные осколками, застреленные в упор нашими автоматчиками. И это еще далеко не все. На площадях и улицах города обнаружено несколько даже еще незакопанных ям, доверху заваленных трупами немецких солдат.


Но и это не все. Мы входим в коридоры и подвалы доминиканского костела. В уцелевших галереях и закоулках этого тяжеловесного здания свалены, как в мертвецкой после стихийного бедствия, еще сотни трупов. Были ли тут сразу сложены убитые или немцы складывали сюда своих смертельно раненых, — трудно сейчас угадать. А впрочем, разгара напрашивается. Мы спускаемся в глубокое подземелье костела и обнаруживаем там огромный, длинный и смрадный подвал. Кое-где в нем мрачно светят немногочисленные свечи. Здесь лежат брошенные немецкими офицерами на произвол судьбы сотни тяжело раненых. Они гниют заживо уже много дней на грязных деревянных нарах, среди ужасающего тряпья. Живые вперебежку с мертвыми. Когда вплоть это зрелище, начинаешь думать, что и в тех галереях наверху, набитых сейчас только безмолвными трупами, когда-то вначале тоже были ранены.

Нам удается поговорить с несколькими из лежащих в подземелье, с теми, которые еще в состоянии разговаривать. Мне часто приходилось слышать от немецких пленных притворные проклятия, адресованные Гитлеру. Но на этот раз кажется, что их проклятии непритворны. День за днем им обещали, что завтра, именно завтра, придет выручка. Она не пришла. День за днем им обещали, что их вывезут. Они не знали, куда их вывезут, но надеялись. Однако их не вывезли. Пока они стояли на ногах и дрались, им давали хлеб, воду и даже вино. Но как только они свалились и уже не могли драться, их бросили тут и забыли. Без еды, без медикаментов, без докторов — как собак. Калеки уже не нужны были Гитлеру. В последние три дня никто не давал себе труда даже обманывать их. Волчьи законы немецкого фашизма проявились здесь во всей их неприкрытой наготе.


Единственные доктора, которых раненые немцы видели за последние трое
суток, — это наши доктора. Эти пленные должны быть благодарны еще и нашим саперам. «Заботливые» соотечественники ранены, отступая из этих мест позабыли оставить своим раненым хлеб и медикаменты, но зато не забыли оставить в этих самых домах мины замедленного действия. Но вот в результате, кажется, впервые за всю войну я слышу такие единодушные и на этот раз непритворные проклятия Гитлеру. Из костела мы переходим в подвалы тарнопольского замка. Замок расположен на западной окраине Тарнополя, на обрыве над рекой. Это старинное здание XVI века, такое же громоздкое и мощное, как костел. И в его подземельях, как и в подземельях костела, опять ряды деревянных нар, тошнотворный запах гниющего мяса и стоны брошенных на произвол судьбы раненых.


Одну за другой мы проезжаем городские улицы. Только проезжая всё это, осматривая дом за домом, видишь, как трудна была героическая работа стрелковых, артиллерийских и других наших частей, находящихся в городе. Узкие окопные амбары, потайные ходы в подземельях, почти бездонные подвалы, — всё это надо было брать шаг за шагом. Из каждого окна, из каждой ниши, из каждой стены, даже поело сокрушительного огня артиллерии, все-таки приходилось выковыривать немцев, одного за другим, штыком и гранатой. Именно только штыком и гранатой. Сейчас понятно, что значило в уличных боях отбивать у немцев дом за домом. Вот, например, здание школы, занятое нашими бойцами. Даже теперь, в развалинах, оно выглядит крепостью. Кстати сказать, в немецких частях, засекших в Тарнополе, помимо полного комплекта офицеров, еще свыше 400 офицеров дрались рядовыми в составе штрафного батальона. Две из трех рот этого батальона составляли только они одни.


Город еще дымится, но уже начинает оживать. Жизнь есть жизнь, и то там, то тут жители города — украинцы, поляки вылезают из подвалов. Они выходят на свет и жмурятся. Приветствуя наших бойцов, снимают перед ними шапки. Впрочем, некоторые из них выбрались наружу гораздо раньше. Полковник Кучеренко рассказывал, как на его глазах во время боя жители города несколько раз под осколками и пулями помогали нашим артиллеристам тащить по улицам пушки. Город сильно пострадал, но он освобожден, значит, он оживет, — это ощущение написано на всех лицах, даже на самых исстрадавшихся. А при немцах город был мертв, как всякая тюрьма, ибо город, которым владеют немцы, — есть только тюрьма и больше ничего.

К. СИМОНОВ.
ТАРНОПОЛЬ,(По телеграфу).